Пушкинские места города-курорта Пятигорска

В первой половине XIX века пятигорское поселение вблизи горячих серных источников состояло из полутора десятков домишек и лачужек, к которым в летнее время добавлялись кибитки и палатки.
Кавказские Минеральные Воды являлись в то время скорее военным клубом для офицерства, воевавшего на многолетней Кавказкой войне, чем местом для лечения.


Когда операции против горцев стихали, офицерство устремлялось на курорт. И тогда жизнь на Кавминводах закипала: здесь были новости, привезенные из России, которые горячо обсуждались и часто вызывали жаркие споры; сюда попадали книги, в то время, как в других местах их нельзя было разыскать; здесь же возникали азартные игры, попойки, дуэли. В периоды больших съездов помещений в домах не хватало, почему и приходилось раскидывать ногайские кибитки и палатки.
Некоторые приезжие оставались жить в своих дорожных каретах.

«Но что это за кареты»…»чего только тут нет»: постель, туалет, погребок, аптечка, кухня, сервиз…» А.С. Пушкин «Роман на Кавказских водах»

Дорога из центральной России в Пятигорск до 1824 года вела по нынешней ул. Карла-Маркса и оканчивалось на площади, занимаемой ныне Цветником. Здесь путешественников встречало, чуть ли не все население курорта: приезд новых лиц был важным событием в жизни поселения при горячих источниках. Кроме того на этой площади было своего рода квартирное бюро.
Здесь должен был остановиться и генерал Н.Н. Раевский, с которым путешествовал Пушкин.
Генерал приехал с сыном Николаем, другом Пушкина еще по Петербургу, двумя дочерьми, доктором (хотя в Пятигорске и было два «лекаря», однако приезжавшие помещики обычно привозили своего), англичанкой, русской няней, компаньонкой, и целым штатом слуг. Здесь же к семье Раевских должен был присоединиться сын Александр.
Помещение требовалось большое и поэтому Раевские арендовали дом на углу, нынешних улиц: Карла Маркса и Красноармейской (№ 4-6 по ул. Карла Маркса). Дом этот в 90-х годах XIX века был снесен.
Лечение на Кавминводах проводилось по установившейся тогда традиции: ванны и питье вод в Пятигорске, затем в Железноводске и наконец, в Кисловодске. В Пятигорске соблюдалась еще и своя традиция, сначала принимать горячие серные ванны, затем только кисло-серные.
Источники тогда были в первобытном состоянии «они били, дымились и стекали с гор по разным направлениям, оставляя белые и красные следы».
Об этих отложениях источников, что Пушкин наблюдал в Пятигорске и Железноводске — поэт вспоминает через два года в стихотворении  «Ты прав мой друг».
Ванны в Пятигорске были на площадках Горячей горы, куда больные поднимались или по дороге от Горячеводского поселения или от теперешнего Цветника по крутой и узкой каменной лестнице в 68 ступеней. Лестница была выстроена в 1815 г. и по ней А.С. Пушкин поднимался для принятия горячих серных ванн.
Ванны, выстроенные в 1819 г. для высшего сословия (снесенные в 1874 г.), были расположены на площадке, лежащей ниже выхода минеральных источников. Сейчас от этих ванн сохранилась только деревянная труба, по которой вода источника шла в ванны. Источник вытекал на площадке у подножия нынешнего Орла.
Ванны — «по отличному их действию» употреблялись в лечении множества болезней. Ими лечили, по свидетельству профессора Нелюбина, относящемуся к 1823 г — «Ипохондрию, истерики, завалы брюшных внутренностей, нервную слабость, накожные сыпи, паралич, ломоту, ртутную болезнь» и ряд других болезней.
Принятию ванн предшествовала сложная процедура — за четверть часа перед отправлением в ванну больные должны были послать все необходимые вещи: разнообразные пуховики, перины, подушки теплые одеяла и шубы итд. Эти вещи укладывались в раздевальной комнате, где после приема ванны больной лежал часами.
Ванны принимались очень горячие, температуры почти такой какую имеет источник при выходе — до 46 C. Ванны принимались по 2 раза в день. Помимо купанья, лечащиеся еще много пили минеральной воды.
Таким методам лечения должен был подвергаться и Пушкин.
Он рано вставал, пил воду источников «ковшиком из коры или дном разбитой бутылки», принимал горячую ванну, вновь пил воду и опять купался. И недаром он написал экспромт лечившему его на Кавказских водах, доктору Рудыковскому:

«Аптеку позабудь ты для венков лавровых
И не мори больных» …

Питьевой центр курорта был около кисло-серного источника «Кислосерный» или Елизаветинский источник — нынешний Академический. Он вытекал на площадки, где сейчас стоит Академическая галерея и был отделан камнем.
Ванное здание при источнике было возведено в 1814 году, с одной ванной из тесаного камня. Здание это, по словам профессора Нелюбина, писавшего эти строки в 1823 году представляло «квадратное небольшое деревянное здание, обмазанное снаружи глиною и выбеленное, весьма незавидной архитектуры».
Этот центр Пятигорска и имел, по-видимому, поэт, когда писал в «Евгение Онегине».

«Больных теснится бледный рой
Кто жертва чести боевой,
Кто почечуя, кто Киприды,
Страдалец мыслит жизни нить
В волнах чудесных укрепить,
Кокетка — злых годов обиды
На дне оставит, а старик —
Помолодеть, хотя на миг»…

Во время лечения на курортах здоровье поэта быстро восстанавливается, и он вставая засветло много ходит и ездит верхом по окрестностям Пятигорска:

«В час ранней утренней прохлады
Вперял он любопытный взор
На отдаленные громады
Седых, румяных синих гор
Великолепные картины,
Престолы вечные снегов,
Очам казались их вершины
Недвижной цепью облаков.
И их в кругу колосс двуглавый,
В венце блистая ледяном,
Эльбрус огромный, величавый
Белел на небе голубом».

Выходить за пределы поселения было не безопасно. Лечащиеся на горячих водах охранялись солдатами, для чего на Горячей горе была выстроена оборонительная казарма, находящаяся на высоких точках вокруг Пятигорска.
Однако, несмотря на опасность, кавалькады устраивались не только в ближайшие окрестности, как Провал, но и отдаленные, как Бештау.
Пушкину удалось познакомиться и с горцами, обитающими в районе Кавминвод, изучить: «Их веру, нравы, воспитанье».
Поэт жадно впитывал впечатления, которые позднее, будучи «переварены» ложились на бумагу легкими музыкальными стихами.

Бештау, на вершину которого Пушкин поднимался может быть не раз, стал для него «вторым Парнасом». В посвящении Кавказского пленника своему другу, Николаю Раевскому, Пушкин пишет:

«Пасмурный Бештау, пустынник величавый,
Аулов и полей властитель пятиглавый,
Был новый для меня Парнас.
Забуду ли его кремнистые вершины,
Гремучие ключи, увядшие равнины,
Пустыни знойные, края, где ты со мной
Делил души младые впечатленья ?…»

В «Евгении Онегине» мы встречали опять тот же мотив:

«Уже пустыни сторож вечный,
Стесненный холмами вокруг,
Стоит Бешту остроконечный
И зеленеющий Машук».

На Провале, на вершине Машука, на Железной, на Развалке, на Змеевой – всюду побывал поэт, о чем и писал в письме к своему брату Льву Сергеевичу.
Окрестности Пятигорска послужили фоном для «Кавказского пленника».
Поэту хотелось «поставить своего героя на берега шумного Терека», «в глухих ущельях Кавказа», но в 1820 году Пушкину не удалось там побывать и поэтому он «поставил героя в однообразные равнины, где сам прожил два месяца».
Эти равнины поэт украсил бурными реками, которые ему пришлось наблюдать при возвращении с КМВ.
Но поэт воспринимал не только впечатления от окружающей природы и курортной жизни, на курорте еще сильнее окрепла дружба его с Николаем Раевским, которому поэт посвятил «Кавказского пленника».

«Тебе я посвятил изгнанной лиры пенье
И вдохновенный свой досуг».

Здесь зародилась новая дружба к Александру Раевскому, с которым поэт «сиживал» на берегу Подкумка, «прислушиваясь к мелодии вод».
И здесь же зародилось в Пушкине то чувство к Марии Раевской, которое, как полагают некоторые Пушкиноведы, сохранилось в нем почти в течении всей жизни.
Испытанные на Кавказе восхищение природными красотами и романтические чувства к Раевской легли в основу «Кавказского пленника».
Марии Раевской поэт посвятил «Бахчисарайский фонтан», «Полтава», несколько своих лирических произведений.
Ни одно из увлечений Пушкина не получило такого отражения в его творчестве, как чувство к юной Марии (Мария Раевская вышла в последствии замуж за декабриста Волконского, и последовала за мужем в ссылку).
Почти два месяца прожил Пушкин на Кавказских Минеральных водах с начала июня до 5 августа и это были «счастливейшие минуты» в жизни поэта.
«Суди, был ли счастлив», пишет он брату в сентябре 1820 года, «свободная, беспечная жизнь, которую так я люблю и которой никогда не наслаждался; счастливое полуденной небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение; горы».
Таких счастливых минут, какие Пушкин провел на Кавказе, а затем в Крыму – у него больше действительно не было. Этого ожиданья «лучших дней» в его жизни не повторилось и само напоминание об этих минутах причиняет ему боль. Так в 1828 году он пишет:

«Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной,
Напоминают мне они
Кавказа гордые вершины».

Две последних строки сохраняются только в рукописи, зачеркнуты автором, как будто он не хочет, чтоб самая грусть о Кавказе стала кому-нибудь известна.
В память тех дней, когда Пушкин купался в горячих серных водах и был так беззаботно счастлив, В Пятигорске названо его именем, в день 90-летия со дня смерти, в 1927 году, ванное здание, а позднее это имя присвоено и источнику, питающему ванное здание.
Как известно ссылка Пушкина длилась до сентября 1826 года: 4-года ( до 1824 г.) на юге России, а затем 2 года в селе Михайловском, псковской губернии.
По возвращении из ссылки в Петербург Пушкин живет там под опекой Николая I-го от которой задыхается и от которой не может освободиться.
В 1829 году Пушкин решает «или на службу» (на войну), или «вон из России»— и вторично попадает на Кавказские Минеральные Воды. Здесь произошли перемены: разбит бульвар, выстроено ванное здание, устроен Цветник.
Построена гостиница – «ресторация», где, как есть основания думать, Пушкин останавливается в этот свой кратковременный приезд.
Через 9 лет Горячеводское поселение изменилось, что и отмечает Пушкин в «Путешествии Арзрум». Вот строки из «Путешествия в Арзрум».

«Из Георгиевска я заехал на Горячие воды.
Здесь нашел большую перемену. В мое время ванны находились в лачужках, наскоро построенных. Источники большею части в первобытном своем виде, били, дымились и стекали с гор по равным направлениям, оставляя по себе белые и красные следы. Мы черпали кипучую воду ковшиком из коры или дном разбитой бутылки. Нынче выстроены великолепные ванны и дома.»

Пятигорск, изменился и перемены эти Пушкину не понравились.
Но это 6-ти месячное путешествие на Кавказ мы вообще не встретим у Пушкина радостных нот.
«Путешествие мое, было довольно скучно». «Дорога через Кавказ скверная и тесная», пишет поэт своим друзьям. (Дельвигу, июнь 1829 г.).
Такое настроение в этот период у поэта не случайно. 1828 год был для Пушкина очень тяжел. Опека Николая, о котором упоминается ранее, выражалась в слежке охранного отделения, бесконечных вызовах и допросах по поводу стихотворения «14 декабря 1825 г» и «Гаврилиады», придирках цензуры, в большинстве случаев бессмысленных. К этому надо прибавить создавшиеся разногласия с бывшими друзьями, непонимание ими и публикой именно тех произведений, которые сам поэт считал наиболее зрелыми: «Полтава», «Борис Годунов», некоторые главы «Евгения Онегина».
Вот обстоятельства, которые вынудили Пушкина выехать 1-го мая 1829 года без разрешения властей на Кавказ и далее, если удастся.
Слова «далее» можно толковать как самый театр военных действий, так и заграницу.
Сам Александр Сергеевич так объясняет свое путешествие:

«в 1829 году отправился я на Кавказские воды. В таком близком расстоянии от Тифлиса мне захотелось туда съездить для свидания с братом и некоторыми из моих приятелей. Приехав в Тифлис, я уже никого из них не нашел. Армия выступила в поход. Желание видеть войну и сторону мало известную побудило меня просить у его сиятельства графа Паскевича-Эрванского позволения приехать в армию».

Командующий Кавказской армией граф Паскевич дал Пушкину разрешение, но он ждал, что Пушкин воспоет «достопамятные события Персидской и Турецкой воин».
Этого не случилось и граф впоследствии жаловался:

«Сладкозвучные лиры первостепенных поэтов наших долго отказывались бряцать во славу подвигов оружия. Так померкнула заря достопамятных событий Персидской и Турецкой войн» (Письмо Жуковскому).

Вместо «бряцания во славу подвигов оружия» Пушкин фиксирует методы российской колонизации:

«Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены».

И девять лет назад Пушкин так же был убежден, что «гордые сыны Кавказа» сражались и гибли ужасно, но всех ужасов колонизации он тогда еще не видел.

Второе посещение Кавказа, когда поэт приехал по Военно-Грузинской дороге и далее в Турцию до Арзрума, дает целый ряд произведений.
Это, прежде всего, «Путешествие в Арзрум», затем «Поэма о Тазите» (в прежних изданиях неправильно называлась Галуб), ряд стихотворений: «Кавказ», «Монастырь на Казбеке», «Обвал», «Меж горных рек несется Терек», «Делибаш», «На холмах Грузии».

Пушкин первый воспел Кавказ, до него совершенно не известный, первый включил в свою сокровищницу богатый район Кавминвод, первый указал на жестокие методы колонизации народов Северного Кавказа.
Первый поставил вопрос о праве всех национальностей на культуру:

«Слух обо мне пройдет во все концы России,
Узнает всяк живущий в ней язык
И внук славян, и финн грузинец ныне дикой,
Черкес, киргизец и калмык»….

Вспоминая поэта сейчас, когда мы видим как развиваются курорты строятся санатории Кисловодска, Пятигорска, Ессентуков, Железноводска.

Один комментарий

  1. Уточнение — в Вашем тексте «…Раевские арендовали дом на углу, нынешних улиц: Карла Маркса и Красноармейской (№ 4-6 по ул. Карла Маркса). Дом этот в 90-х годах XIX века был снесен.» Поправка — Раевские арендовали два дома (для семьи из 5 человек и для сопровождающих семью лиц и прислуги — 12 человек) в усадьбе предводителя кавказского дворянства А.Ф. Реброва. Снесен был только угловой дом № 4, а дом № 6 поныне стоит и в нем расположен пушкинский музей.